ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ
Этот день начался, как и ожидали, трудно. Теперь автоматчиков и танки противника поддерживали самолёты. Они обстреливали и бомбили наши позиции. Ползли танки, за ними густой цепью шли автоматчики, стреляя на ходу. Вдруг оборона ожила. Длинные пулемётные очереди врезались во вражеские цепи. Начали бой и орудия, стоящие на прямой наводке. Таким образом, фашистам не удалось пройти к Дмитровскому шоссе по Рогачёвскому. Они были вынуждены искать обходные пути.
Наши стрелки, воодушевлённые действиями артиллеристов, вели огонь расчётливо и хладнокровно. Героически сражались пулемётчики во главе с политруком Г.Ломанченко у деревни Рыбаки. Они срывали все попытки гитлеровцев вклиниться в оборону по льду Круглого озера. В районе села Мышецкое воины 7-й роты также успешно отбили вражескую атаку. А вот за деревню Владычино, обороняемую 9-й ротой, разгорелся тяжёлый бой. Тут особо отличился командир взвода лейтенант Л.Рахматуллаев. Он в критическую минуту боя сам лёг за пулемёт и беспощадно истреблял вражеских автоматчиков. Мужественно сражались бойцы Папуша, Мясников, сержант Кагиров и другие. Гитлеровцы, обозлённые неудачей, бросили в бой новые силы.
Из воспоминаний В.Горохова:
- День 30 ноября выдался пасмурным и тусклым. Мелкий снежок засыпал мёрзлую землю. По Жегаловской дороге [между Красной Поляной и деревней Жегалово] крупной рысью проскочила армейская кухня, пробежал наш солдат к Цыганскому пруду.
Вечером всей семьёй мы вышли забивать досками окна. И вдруг в больничной берёзовой роще услышали винтовочные выстрелы. Это наши солдаты на бегу отстреливались от наседавших немцев. Потом мы увидели, как загорелись книжный магазин и здание милиции.
К вечеру 30 ноября фашистам удалось вклиниться в нашу оборону, поскольку она не была сплошной, прорваться к Красной Поляне со стороны Мышецкого и оккупировать её.
Из воспоминаний Б.Щербакова:
- Дом, где мы жили, стоит на опушке леса, оставаться там было невозможно: он всё время дрожал, как будто в лихорадке. Поэтому мы решили уйти в казарму – там было тише.
Где-то в 4 часа вечера немцы вошли в Поляну по нашей улице Ермолихе [ныне улица Спортивная]. Строчили пулемёты, по дороге шли немецкие танки. Боя почти не было. Посёлок был взят фашистами.
Мы, дети, тихо сидели в казарме, в углу комнаты за сундуком, прижавшись друг к другу. На улице стало так тихо, что было слышно, как скрипит снег под ногами немцев. Вдруг слышим, в казарму вошли несколько солдат. Мы так перепугались, что еле дышали. Их слова команды «Айн, цвай, драй, айн, цвай, драй» звучали громко и отчётливо.
Через некоторое время мы услышали шум. Это шумели и спорили женщины. Некоторые говорили, что немцы мирных жителей не тронут. Я всё же осмелился выйти на улицу. Там стояли немецкие машины, совсем не похожие на наши. Как гробы, чёрные и некрасивые. А недалеко стоял подбитый танк, врезавшийся в бетонный мост. Я подумал: «Ага, попался, сволочь фашистская!».
Ещё во время перестрелки люди увидели зарево в той стороне, где стояли наши дома. Мы решили утром пойти посмотреть, не наш ли дом сгорел. Идти по дороге было почти невозможно, потому что колоннами шли немецкие солдаты, ехали танки и машины. На каждой виднелись крест и фашистский знак.
Когда мы стали подходить к колодцу [сейчас на его месте памятник младшему политруку Л.Женевскому], то увидели в канаве у забора стадиона немецкий бронетранспортёр. Как потом мы узнали, его поджёг герой-красноармеец [это был Леонид Женевский], отдавший свою жизнь за свободу и счастье нашего народа. Вот как это было.
Этот красноармеец и комсомолец с нашего посёлка Валентин Поликарпов шли к лесу. Не доходя до колодца, они услышали шум приближавшихся машин. Вдруг на дороге появился бронетранспортёр. Они спрятались за колодец. Но фашисты заметили их, закричали: «Рус, сдавайся!». Боец поднял руки вверх, но не успели они сделать и шага, как он выхватил из-за пазухи бутылку с горючей смесью и, крикнув «Погибаю за Родину, но не сдаюсь!», бросил её в бронетранспортёр. Тот загорелся. Застрочили автоматы, красноармеец упал, а немцы бросились к пареньку.
Рядом с колодцем стоял дом, куда и повели Валентина. Немцы спросили, сколько ему лет. Валентин ответил по-немецки. Те сразу повеселели: «О-о-о, рус умеет говорить по-германски!». Стали его обыскивать. Он как-то сумел вытащить свой комсомольский билет и кинуть его за комод, возле которого стоял. В шуме немцы ничего не заметили и, не найдя ничего, отпустили парня домой.
Из воспоминаний П.Латышева:
- При оккупации Красной Поляны подвиг совершил начальник железнодорожной станции Лобня Николай Константинович Петушков. У фабрики всё ещё стоял готовый к эвакуации эшелон вагонов с фабричным оборудованием и рабочими. А паровоза не было. По заданию районного руководства начальник станции вместе с машинистом отправился к фабрике, под обстрелом эшелона немецкими автоматчиками сумел прицепить паровоз к вагонам и вывести его на станцию Лобня, а далее к Бескудниково для отправления по назначению.
Из воспоминаний Р.Копчёновой:
- Ворвавшиеся в Красную Поляну немцы прошли по Ермолихе к остановке, начали сбивать замки с магазина, открывали склады с продуктами, даже предлагали жителям воспользоваться советским добром. Прямо на улице, на снегу, завели патефон. Под звуки наших пластинок фашисты хохотали и кричали: «Капут Москва!».
Из воспоминаний Е.Бронзовой:
- Немцы начали с грабежей. Тащили всё, в том числе и из квартир. Они вывезли всех раненых из местной больницы, а в ней разместили своих.
Из воспоминаний Е.Глухова:
- Я жил на Пучках во втором доме от речки. Немцы устроили в нём свой штаб. Их танки стояли вдоль дороги от чайной [сейчас на её месте находится магазин стройматериалов] до фабрики. Много немцев было на мотоциклах и бронемашинах.
Из воспоминаний А.Косицына:
- Немцы сразу же собрали более 250 мужчин в возрасте от 15 до 65 лет и заперли в холодном здании Краснополянского райсовета. За все дни оккупации фашисты не дали им ни крошки хлеба, ни капли воды. Многие рабочие, особенно старики, опухли от голода и стужи, другие настолько обессилили, что не в состоянии были сами выйти из здания. Спасаясь от бомбардировок, ещё до прихода немцев, женщины с детьми укрылись в подвалах кирпичных домов. Заняв посёлок, оккупанты под угрозой расстрела запретили им выходить оттуда. В подвале второй казармы, где могли с трудом разместиться 100-150 человек, собралось более тысячи женщин, стариков и детей. Восемь дней они простояли вплотную друг к другу в тёмном сыром помещении. Сесть там было практически невозможно. На 3-4 день от голода у кормящих матерей пропало молоко, грудные дети стали умирать. Несколько женщин сошли с ума. У многих за эти дни появились седые пряди в косах.
Из воспоминаний М.Комиссаровой:
- В 1941 году мне было 12 лет.
Все предполагали, что немцы будут наступать по Рогачёвскому шоссе, а они вошли в райцентр со стороны Мышецкого по «деревянной» дороге (она была выстлана деревом, по ней дети ходили в краснополянскую школу, по ней возили хлеб из поселковой пекарни).
Погода стояла очень холодная, но снега не было. Часов в 8 вечера мы всей семьёй отправились в заранее вырытый окоп, прихватив с собой узелки, в которых лежали смена белья, сухари, кусок мыла, у кого – мешочки с крупой, у кого – с мукой. А ещё мама сшила каждому маленькие мешочки, куда положила свидетельство о рождении и бумажку с адресом, а взрослым – паспорта.
Когда мы пошли в окоп, начался небольшой снежок. На улице было темно, стояла жуткая тишина.
Мы сидели уже часа два в окопе, начали замерзать. Выстрелов не было слышно. Мы хотели было вернуться домой, но в это время раздались отдельные ружейные выстрелы, автоматные очереди. Потом снова всё стихло.
Из воспоминаний Л.Костиной:
- 30 ноября мы увидели, как под напором немцев со стороны Красной Поляны спешно, отстреливаясь, отступают наши бойцы. Вскоре они уже были у нас в Горках Киовских. Они советовали нам рыть окопы-щели в виде буквы Г, чтобы укрываться от снарядов.
Отец решил, что нам нужно бросить всё и уйти в лес. На полянке между нашей деревней и Луговой начали рыть землянку. Холод страшный [см. метеосводку на этот день метеостанции Центрального аэродрома им. М.В. Фрунзе]. Грелись у костра. Поздно вечером пробрались домой, а там уже немцы. Пришлось вернуться в лес.
Бойцы 7-й, 8-й и 9-й стрелковых рот вместе с приданными им подразделениями, а также оставшиеся в живых бойцы 4-й стрелковой роты в ночь на 1 декабря вышли к противотанковому рву у Лобни.
В это время к Лобненскому рубежу обороны подходило первое подкрепление. Ещё в 16 часов 30 ноября на станцию Верховье Московской окружной железной дороги прибыл эшелон с личным составом и боевой техникой 896-го артполка под командованием капитана А.Лопуха.
В 20 часов командир 331-й стрелковой дивизии Ф.Король, недавно прибывший на эту станцию, поставил задачу: 1-й дивизион артполка ночью выходит на рубеж Киово - железная дорога - посёлок Лобня, чтобы занять оборону и не допустить немцев к Москве.
При совершении ночного марша у Хлебниково дивизион нагнала колонна автомашин с зимним обмундированием. Солдаты и офицеры получили тёплое бельё, ватные брюки и телогрейки, валенки, шапки-ушанки.
Ночь на 1 декабря для личного состава 13-й зенитно-артиллерийской батареи и воинов-москвичей, выходивших из полуокружения, была неспокойной и ответственной. В условиях непрекращающейся со стороны противника стрельбы по местности восточнее противотанкового рва продолжали совершенствовать свои позиции зенитчики.
Из воспоминаний Г.Шадунца:
- Нам сообщили, что у длинного сарая в Горках Киовских стоит немецкий танк. Это было очень сомнительно. Хотя мы уже знали, что немцы в Красной Поляне.
Ушаков посмотрел в трубу и увидел зад танка. И наши головотяпы вместо разведки начали бить по нему. А наш порох дымный. Нас обнаружили, начали стрелять так, что мы глохли. 3-й и 4-й артиллерийские расчёты (36 человек) были уничтожены. Оказывается, немцы специально соорудили макет танка.
Из воспоминаний жительницы д.Носово З.П.Гордобаевой:
- «Когда здесь происходили бои, мне было 14 лет. Я помню, как 30 ноября от Лунёво прибыл полк и укрепился по краю леса, где теперь проходит железнодорожная ветка. Вечером в тот же день пришли немцы в Катюшки. Ночью в Носово прибыли сибиряки, (в Носово и Чашниково, насколько мне известно, занимала оборону 28 осбр, а "сибиряками" их, возможно, называли по ошибке - прим. ДМЛ) им выдали полушубки, валенки, шапки. В нашем и соседнем домах разместился их штаб. Подошла «катюша» и стала бить по своим, так как был сделан неправильный расчет. Потом наши войска спалили деревню Катюшки, и немцы отступили. У меня была газета «Голос стахановца», в ней была фотография Сталина, в тулупе, на переезде.
В ту же зиму, после боёв наши ребята катались на лыжах и им попадались трупы наших солдат. Собрались Булычевы Анатолий и Алексей, Усачевы Александр и Николай, Наумов Константин и другие, пришли в сельсовет к Петру Григорьеву и предложили трупы захоронить. Он тогда сказал, чтобы подыскали место для могилы. Нашли – на «Балалайковом» болоте, где раньше рубили лес на дрова. Оставили часть берёзок и охраняли. Около них выкопали могилу. Сделали из лыж санки, на них возили трупы. Собрали 232 трупа, у некоторых нашли медальоны и передали в сельсовет. Оказался один финн, его тоже похоронили вместе.
По весне 1942 года мы собрали ещё 20 трупов, схоронили на горе, справа, у реки. В другом овраге подобрали ещё 5 тел и захоронили с левой стороны на горе «Байданчик». Почему не в общую могилу? Потому, что многие ребята ушли в армию, а мы не смогли.
В 1955 году солдаты, строившие аэродром в Чашниково, их перезахоронили в братскую могилу. Осталось две отдельных могилы. Одна у Катюшек – туда часто приезжали Кудины, мать и жена захороненного; другая недалеко от братской могилы – там похоронен лейтенант, приезжала его мать, плакала.
Останки из могил, что у Катюшек в сторону Краской Поляны и между домами Серова и Феофанова, около монастыря, у посадки ёлочек, были перевезены в братскую могилу, что между Пучками и Горками Киовскими.
На братской могиле в деревне Носово первоначально был памятник деревянный со звездочкой; позднее его заменил памятник, на постаменте которого стоят солдат и скорбящая мать.» - источник
Из воспоминаний Маршала СССР Г. К. Жукова:
- "Утром 30 ноября, – утверждал маршал Жуков, – мы доложили Ставке свои соображения, которые в основном сводились к следующему:
1-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова должна развернуться всеми своими силами в районе Дмитров – Яхрома и нанести удар во взаимодействии с 30-й и 20-й армиями в направлении на Клин и далее в общем направлении на Теряеву Слободу;
20-я армия из района Красная Поляна – Белый Раст, взаимодействуя с 1-й ударной и 16-й армиями, наносит удар в общем направлении на Солнечногорск, охватывая его с юга, и далее на Волоколамск; кроме того, 16-я армия своим правым флангом должна нанести удар на Крюково и далее в зависимости от обстановки;
10-я армия, взаимодействуя с войсками 50-й армии, будет наносить удар в направлении Сталиногорск – Богородицк и далее продолжит наступление южнее реки Упы.
Ближайшая задача контрнаступления на флангах Западного фронта заключалась в том, чтобы разгромить ударные группировки группы армий "Центр" и устранить непосредственную угрозу Москве. Для постановки войскам фронта более далеких и решительных целей у нас тогда еще не было сил. Мы стремились только отбросить врага как можно дальше от Москвы и нанести ему возможно большие потери.
Несмотря на передачу нам дополнительно трех армий, Западный фронт не имеет численного превосходства над противником (кроме авиации). В танках и артиллерии превосходство остается на стороне врага".
Из воспоминаний Маршала СССР К. К. Рокоссовского:
- "Все, что возможно, – вспоминал командующий 16-й армии – мы ввели в бой и на этом участке. Однако оставлять КП армии в Крюково уже было нельзя. Снаряды и мины рвались на улицах. На северной окраине наши отбивались от немецких танков. Самолеты врага бомбили оборонявшихся.
В этом бою приняла участие и наша авиация. Впервые с начала войны мне пришлось увидеть такое сравнительно большое количество наших самолетов. Действовали они весьма активно. Правда, численное превосходство в воздухе над полем боя оставалось на стороне врага. Да пожалуй, и по своему качеству немецкие самолеты пока еще были более совершенны. И все же появление в небе наших истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков воодушевляло войска".
Начальник штаба фронта В. Д. Соколовский выделяет из фронтового резерва танковую бригаду, артполк и четыре дивизиона "катюш" для подготовки контрудара в районе Красной Поляны. К участию привлекаются из состава 16-й армии два батальона полка резерва Ставки Верховного Главнокомандования (раньше эти силы намечалось перебросить под Солнечногорск).
Из записи на 30 ноября 1941 года дневника начальника штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта генерала Гальдера:
- "Некомплект на Восточном фронте составляет 340 000 человек, то есть половину боевого состава пехоты. Сейчас роты в среднем имеют по 50–60 человек".
***
- "Для артобстрела Москвы будут переброшены: 10 батарей 150-мм пушек (дальность стрельбы 11300 м), 2 батареи 150-мм пушек (15300 м), 1 батарея 194-мм пушек (20800 м). Эти батареи будут направлены в группу армий "Центр" 6.12" [Вл. Побочный, Людм. Антонова "Московская великая битва"]
Несмотря на массовый героизм советских воинов, к декабрю 1941 г. враг продвигается на глубину 900-1200 км и захватывает около 1,5 млн. кв. км территории страны. По площади это соответствует таким государствам как Великобритания, Испания, Италия и Франция вместе взятые, и почти в 4 раза превышает территорию самой Германии. На оккупированных землях до войны проживало 77,6 млн. человек, или более 40 % населения; там выплавлялось 68 % чугуна, 58 % стали, добывалось 63 % угля, производилось 38 % зерна.
В стране резко сокращается численность рабочих и служащих – с 31,5 до 18,5 млн. За пять месяцев войны валовая продукция промышленности уменьшается в 2,1 раза, производство черного металла – в 3,1 раза, а металлургия и угольная промышленность оказывается на уровне 1931–1932 гг. Сложности усугубляются необходимостью демонтажа и перемещения на восток производительных сил, запасов продовольствия; в тыл страны вывозятся культурные ценности, учебные заведения, научные учреждения. К декабрю 1941 г. эвакуировано более 10 млн. человек и 1523 промышленных предприятия. [Вл. Побочный, Людм. Антонова "Московская великая битва"]
Из воспоминаний генерала Белобородова (командира 78 сд):
- "Вернулся я с передовой в штаб дивизии уже за полночь [с 30 на 1-е число - прим. Авт.]. Только уснул – будят:
– Командующий фронтом!
Открыл глаза, а понять ничего не могу.
– Кто?
– Прибыл командующий фронтом! С ним и командарм.
Тут чья-то рука отодвинула плащ-палатку, которая завешивала дверь, в комнату вошел генерал с пятью звездами на петлицах шинели – командующий войсками Западного фронта Г. К. Жуков. Следом вошел командарм К. К. Рокоссовский.
– Доложите обстановку! – приказал генерал армии Жуков.
Собравшись с мыслями, начинаю докладывать, показывая на карте наши боевые порядки. Понимаю: времени у командующего фронтом в обрез. Говорю о главном, борьбе за Селиваниху:
– Сегодня, в три ноль-ноль утра, сороковой стрелковый полк атакует этот пункт.
– Состав полка?
– Пятьсот пятьдесят штыков.
– Мало.
– Так точно! Но мы подтянули туда два артиллерийских полка. Резерва пехоты у меня нет.
– А где приданная вам свежая стрелковая бригада?
– Она во втором эшелоне дивизии. Прикрывает Дедовск и Нахабино.
– Опасаетесь за правый фланг?
– Да.
– Верно, опасаетесь. В обороне дивизии это направление для противника – самое перспективное.
Он внимательно выслушал доклад о наших мерах по укреплению правого фланга дивизии, подумал и сказал:
– Хорошо! Но вернемся к 40-й бригаде. Задачу ей поставите более глубокую: удар через Селиваниху развить на Петровское, Хованское, Дедово.
– Есть, поставить более глубокую задачу! – ответил я, но лицо мое, видимо, отразило внутреннюю тревогу как выполнить приказ столь малыми силами?
Георгий Константинович усмехнулся:
– Не ревизором же я к Вам приехал. В Ваше подчинение переданы семнадцатая и сто сорок шестая танковые бригады, батальон сорок девятой стрелковой бригады. Хватит для Селиванихи?
– Вполне.
– И для Дедово! – подчеркнул он. – О взятии этой деревушки лично доложить в штаб фронта"...
